Приглашение к разговору: Немножко о подростковой литературе в США

Повесть о трех 15-летних подростках в Бостоне в 2003 году. Все они учатся в одном классе, все хорошо. Один мальчик, Энтони, живет без матери: она умерла когда ему было 6 лет. Другой мальчик, Огги, китаец, второе поколение, единственный сын. И девочка, Алекса, американская мексиканка, дочь бывшего посла США в Мексике. Все семьи обеспеченные, все поддерживают демпартию. Дети учатся хорошо. Учителя все прекрасны, а школьная советница по делам студентов, есть такая должность, та, в общем, вроде как влюблена в отца Энтони.

Вообще, тема учебы почти не затронута: чему учат и как из книги не узнаешь. Автор концентрируется на взрослении. Вот поначалу оба мальчика еще с 8-ми лет решили, что они братья, и родители легко с этим согласились. Книга оформлена главами, либо как страницы из дневника одного из подростков, либо как текст их сообщений по электроннной почте или в IM-instant messager. Так мы узнаем, что они пишут дневники, адресованные своим героям: Энтони пишет маме, Огги — женщинам-актрисам, Алекса — Жаклин Кеннеди. Вообще, они оперируют в основном персонажами из фильмов, литература их не влечет, разве что, целевая. Вот Алекса в раннем детстве прочла детскую книгу о японской девочке–американке, интернированной в 1942 году по приказу Рузвельта. И так ей это запало, что она все еще изо всех сил читает про этих японцев и вместе с мальчиками пишет петиции конгрессменам, чтобы восстановили на местах тех лагерей бейсбольные поля. Те самые, где интернированные японцы играли в бейсбол. Энтони — тот воюет за реабилитацию бейсболиста, несправедливо наказанного аж в 1919 году.. А Огги… он гомосексуалист.

Тут интересное решение. Автор правильно подмечает, что в делах определения отношений в старших классах верховодят девчонки. Как они определили-так тому и быть. Алекса даже список составила: кто гомосек, а кто еще и тайный.. и сам об этом не знает. Вообще – то мама Огги при его рождении, а она – весьма передовая- сказала ему «Лучше ты мальчиками интересуйся, тогда в твоей жизни будет одна женщина- я». Гомосексуализм Огги принят как данность, он и сам в это верит и влюбляется в одноклассника, тоже, по Алексному определению — гомосексуалиста. И все это- воспринимается вполне спокойно и всеми семьями — поощрительно…

У Алексы и Энтони тоже намечается любовь, особенно после того, как Огги помог Алексе стать звездой школьных спектаклей и укрепиться в ее феминизме. Она даже отказывается петь песни из старых спектаклей, где женщины описаны простушками… И Энтони тоже участвует с ней, а перерыве он совершает чудо: знакомится с глухим шестилетним ребенком-сиротой и осуществляет мечту этого мальчика. Тот мечтает чтобы Мэри Поппинс прилетела и осталась с ним жить. Энтони берет его с собой в Нью-Йорк, они вдвоём проникают в Шуберт-Театр на Бродвее, где актриса Джули Эндрюс, та, что играла Мэри Поппинс, проводит один вечер. Энтони удается привлечь ее внимание и она, зная язык знаков, разговаривает с мальчиком… и говорит ему, что Мэри Поппинс прилетает навсегда только к тем, у его никого нет, а у него есть Энтони… Очевидно, что после такого напутствия, семья Энтони усыновляет нового брата. Алекса и Энтони целуются…

В конце книги советница в школе сходится с отцом Энтони, все дети собираются дальше продолжать образование по своим избранным дорогам: Огги — режиссером в театре, Алекса — в театральном колледже на актрису, Энтони — по линии политики. И японские бейсбольные поля восстановлены и честь бейсболиста из 1919 года.. Все хорошо.

Нет церкви. Она не упоминается совсем. Даже если принять, что все описанные семьи неверующие, невозможно, чтобы и все окружающие, да еще в центре американского католичества, Бостоне, так игнорировали церковь. Тут дело понятное — наличие церкви осложняет линию с гомосексуализмом, и автор ее похерил.

Финансы… Да, можно и не писать про них. Но вот усыновление глухого ребенка — тут система все проверяет! И как мог одинокий отец, даже обеспеченный, но 50-ти лет, удовлетворить требованиям системы — непонятно. Но автору чихать.

Но самое интересное — общественная жизнь Ведь 2003 год описывается! Страшненький был год. Начался он с дикой лжи всему миру- Колин Пауэлл в ООН нес ахинею о наличии в Ираке оружия массового поражения.

Затем в феврале погиб шаттл Колумбия. С земли не сообщили на корабль о возможном повреждении теплового щита при старте. Если бы сообщили — командир Хазбенд, своей властью мог прекратить работы и потребовать международной помощи, которая ему была бы оказана. Но тогда сорвалась бы война в Ираке, было бы неудобно… И они болтались 15 дней живыми мертвецами в космосе, ничего не зная и не ведая. Интересно, что до сих пор пишут много о Челленджере, а о Колумбии как в рот воды набрали. В апреле, через два месяца после трагедии, США напали на Ирак. В отчаянном порыве, за несколько часов до нападения, телеканал МТВ показал на всю страну иракского подростка: весело танцующего под американскую музыку. Мы убили в первый день вторжения порядка 100 000 человек, надо полагать, его тоже. Это был год когда снимки из пытариумов были во всех газетах — не заметить их было невозможно.

Это был год, когда в Конгрессе США старик Роберт Берд кричал своим, что они предали конституцию, а они хохотали над ним, и всё это транслировалось. Это был год, когда в аэропорту Майами расстреляли сумасшедшего, случайно зашедшего в огороженную зону: мать его кричала, что он ненормальный, но убили все равно. Это был год, когда в одной из школ полиция блокировала в туалете подростка лет 15 и не допустила к нему отца, открыла огонь на поражение. На убитом нашли водяной пистолет… Это был год, когда автор этих строк стал сотрудничать в антибушевском вебсайте и тогда на том сайте было человек 7. Это был год, когда на всю страну прозвучал голос женщины-поэтессы, обращенный к семье Бушей:

 — Да: ваш вечер с литераторами, наверное был бы полезен для искусства и его фондирования, но я не могу преломить хлеб с вами.

Если и есть великая женская гордость, то она в этих словах.

Одним словом, год был полон больших событий, описанные в книге «Мой самый лучший год» дети просто не могли бы не заметить их. Законы жанра явно нарушены — автор явно не способен или не хочет настоящей жизни своих героев, он в плену схемы.

И тут уместно вспомнить ту самую советскую литературу.. Повесть о первой любви- так ведь это «Дикая Собака Динго». И как красиво Фраерман ввел действительное время в свое произведение — ни на минуту читатель не сомневается в поведении героев — они совершенно естественны. Даже Сталин там незримо, но осязательно присутствует: в поведении взрослых есть напряженность, тревога, что- то недоговоренное- их доброта и мягкость, их человеческие коллизии, всё это происходит под давлением некоей внешней силы и это видно. И это притом, что мы знаем что предстоит Тане и Коле — это вам не в Шуберт-театры проникать..

Итак, получается, что американский автор нам сказочку рассказывает, причем именно его следует обвинить в тех самых грехах, в которых мои протосоотечеcтсвенники обвиняли советскую литературу — в передержке и примитивизме… Вроде так… Но тут есть еще виток спирали: американские литераторы по линии творчества не ахти, но добросовестные. Обычно они пишут о том, что видели. И по наблюдениям автора этих строк — да, в США вполне возможно эдакое спецсуществание, НЕЗАМЕЧАНИЕ мира, особенно в подростковом возрасте — самом эгоистичном из всех. Да, такое возможно, причем и ведь и хорошие ведь дети, но… слепые. Так что этот аспект тоже есть.